![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
bykaЗа окошком гуляют два дядьки с маленьким ребенком. Один дядька, похоже, приходится детке дедушкой, а другой - папой. Детка носится (наверное, кричит, но мне не слышно), а периодически падает на пол и устраивает истерику. Тогда два дядьки поднимают его на ноги, он вырывается, убегает, и снова начинает бегать и залезать с ногами на скамейки. Потом опять падает на землю в истерике. Сейчас вот его повели в сбербанк. Сдавать в ячейку?
Еще где-то за окошком звенят колокола. А я совершенно не представляю, где тут церковь. И слышу эти колокола первый раз. Помнится, на первой работе церковь была прямо под окнами и звенела так, что заниматься с детьми в это время было совершенно невозможно.
Только что пришел австралийский профессор. Поздоровался по-русски, долго витьевато по-английски объяснял, что с завкафедры он увидится только поздно вечером, а вот эту картину хочет подарить не ему, а всей кафедре в целом. Забыл, как по-английски "кафедра". Оставил картину на столе, придавив ножницами. Слямзил из сахарницы кусок сахара, отказался от чая и холодной воды, убежал.
Вороненок из гнезда учится летать. Он уже совсем похож на родителей, только немножко поменьше. Три дня назад он еще с ужасом смотрел вниз, а сегодня они уже все втроем разгуливают по краю гнезда и окрестным веткам: мама, папа и вороненок.
Методом научного тыка разобралась с кондиционером - теперь он очень хорошо дует. Дует, правда, в соседний кабинет, а мне достается мало.
Ходят студенты. Одна пришла и вполголоса спросила о каком-то преподавателе. Учитывая жутко скрипящую дверь и Ломоносовский проспект за окном, я ничего не услышала. Попросила повторить. Она повторила - в четверть голоса. После пятого повторения, каждое тише предыдущего, я осознала, что такой фамилии на кафедре нет. Она что-то совсем тихо сказала - под скрип закрывающейся двери. Еще ходит толпа с рефератами, в перемену приносят по пять-шесть штук - и нет бы все сразу! Еще приходила дэвушка с мамой. Спрашивали, как писать апелляцию на неуд. Они явно хотели с кем-нибудь поругаться, но кроме меня, на кафедре никого не оказалось, а со мной ругаться неинтересно.
Опять пришел профессор. Объявил, что ему жарко и он устал, велел мне продолжать заниматься своими делами, а сам окопался в кабинете завкафедры, под кондиционером.
Еще где-то за окошком звенят колокола. А я совершенно не представляю, где тут церковь. И слышу эти колокола первый раз. Помнится, на первой работе церковь была прямо под окнами и звенела так, что заниматься с детьми в это время было совершенно невозможно.
Только что пришел австралийский профессор. Поздоровался по-русски, долго витьевато по-английски объяснял, что с завкафедры он увидится только поздно вечером, а вот эту картину хочет подарить не ему, а всей кафедре в целом. Забыл, как по-английски "кафедра". Оставил картину на столе, придавив ножницами. Слямзил из сахарницы кусок сахара, отказался от чая и холодной воды, убежал.
Вороненок из гнезда учится летать. Он уже совсем похож на родителей, только немножко поменьше. Три дня назад он еще с ужасом смотрел вниз, а сегодня они уже все втроем разгуливают по краю гнезда и окрестным веткам: мама, папа и вороненок.
Методом научного тыка разобралась с кондиционером - теперь он очень хорошо дует. Дует, правда, в соседний кабинет, а мне достается мало.
Ходят студенты. Одна пришла и вполголоса спросила о каком-то преподавателе. Учитывая жутко скрипящую дверь и Ломоносовский проспект за окном, я ничего не услышала. Попросила повторить. Она повторила - в четверть голоса. После пятого повторения, каждое тише предыдущего, я осознала, что такой фамилии на кафедре нет. Она что-то совсем тихо сказала - под скрип закрывающейся двери. Еще ходит толпа с рефератами, в перемену приносят по пять-шесть штук - и нет бы все сразу! Еще приходила дэвушка с мамой. Спрашивали, как писать апелляцию на неуд. Они явно хотели с кем-нибудь поругаться, но кроме меня, на кафедре никого не оказалось, а со мной ругаться неинтересно.
Опять пришел профессор. Объявил, что ему жарко и он устал, велел мне продолжать заниматься своими делами, а сам окопался в кабинете завкафедры, под кондиционером.
